Сказки старого Вильнюса V - Макс Фрай

Не то чтобы Славу всерьез волновали отношения с матерью. Она давно привыкла считать эту часть своей жизни своего рода сериалом, в котором время от времени приходится играть, согласно подписанному тридцать с лишним лет назад контракту, причем сценаристы регулярно меняются, поэтому каждая новая серия может стать сюрпризом. А может и не стать. Но, по большому счету, какая разница, если съемки длятся совсем недолго, несколько часов, в худшем случае, вот как сейчас, дней, а потом – все, спасибо, снято, добро пожаловать в нормальную жизнь.

Просто думать о Розе было гораздо легче и приятней, чем о девице, превратившейся в ворону. Ну, то есть ясно, что никто ни в кого не превращался, померещилось. И это хуже всего. Усталость усталостью, зрение зрением, но галлюцинации – какой-то совсем уж нехороший симптом. Именно так, говорят, проявляются некоторые разновидности опухолей в мозге. Нет, не надо об этом, пожалуйста, стоп!

Ясно, что глупости, самой обидно быть жертвой одной из самых массовых фобий, но куда от этих глупостей деться, если лезут в голову под любым благовидным предлогом, а потом не спешат уходить. Ну их к черту, лучше и дальше думать о Розе – сердиться, беспокоиться, умиляться и великодушно прощать. И любоваться черепичными крышами, неповторимыми оттенками старых булыжников, драной штукатуркой стен, упитанными дворовыми кошками, анютиными глазками на клумбах, зелеными волосами идущих навстречу студенток и всем остальным, чем положено любоваться праздношатающемуся туристу. Все хорошо, слышишь? Эй! Ничего ужасного не случится, только не со мной, ни за что, никогда.

Никогда не знаешь, чего от себя ожидать. Вот и сейчас нелепое любовное послание на стене внезапно окрылило Розу, как давно уже не окрыляли самые искренние комплименты. Глупо в таком признаваться, но не врать же самой себе. Ей было приятно думать, будто город – целый огромный город! – в нее влюбился. Завидный же кавалер, этакий потрепанный жизнью, но все равно почти сказочный принц, целый табун белых коней благополучно пропивший, судя по его нынешнему состоянию, но не утративший искренности и великодушия, а это дорогого стоит. Это вообще важнее всего.

Глупость, боже, такая немыслимая, совершенно детская глупость – принять на свой счет кривую надпись, наспех сделанную каким-нибудь романтическим школьником. Но когда от глупости внезапно перестает болеть спина, гудевшая с утра голова становится ясной, и даже способные испоганить любую прогулку в самой удобной обуви косточки на ногах вдруг словно бы исчезают, имеет смысл оставаться набитой дурой так долго, сколько получится. Хорошо бы до самого вечера, но это вряд ли получится, эх.

А сейчас было ясно одно: в таком настроении глупо возвращаться в гостиницу. Пока ничего не болит, надо гулять. Город, будем честны, вряд ли внезапно превратится в Париж или Лондон, но простых радостей туристического шопинга никто не отменял. И возможности съесть что-нибудь упоительно вредное для фигуры. А потом безответственно повторить. Когда еще снова появится повод позволить себе целый день быть легкомысленной и беззаботной, как школьница. Хороший вопрос. И довольно жестокий: когда?

Когда Слава увидела книгу со своим именем на обложке, остановилась как громом пораженная. Книг она отродясь не писала, даже в стол, как говорят в таких случаях, «для себя», ни стихов, ни рассказов, вообще ничего, кроме писем, однако же вот он – здоровенный талмуд с надписью «Бронислава Милицкая», огромными позолоченными буквами, правда, латинскими, но чужой алфавит только подчеркивал достоверность происходящего и усугублял абсурд.

Впрочем несколько секунд спустя Слава с облегчением выдохнула, разобрав наконец, что на обложке написано «Бронислав Мелински» или что-то вроде того. Но в лавку конечно все равно вошла. Надо же посмотреть, что там сочинил этот почти-тезка. Вдруг мне срочно надо это читать?

Почти-тезка, как выяснилось, осчастливил человечество книгой про историю холодного оружия. Большой, красивой, с множеством картинок, весом в добрых три кило и ценой примерно в полсамолета. Молодец, конечно. Но, честно говоря, вряд ли мне позарез необходим такой сувенир на память. Тем более, на незнакомом языке.

Однако дело было сделано: приманка сработала, капкан захлопнулся. В смысле Слава уже вошла в книжную лавку и предсказуемо пропала навек, потому что книжные лавки были ее слабостью, особенно такие как эта, с кучей альбомов по искусству, разноцветных путеводителей на всех мыслимых языках, дурацких в лучшем смысле этого слова открыток и кофейней в дальнем углу, где можно удобно устроиться на диване, часами напролет рассматривать все эти сокровища, и никто слова дурного не скажет, хоть до закрытия сиди.

Надо же, как же удачно зашла!

Как я вообще сюда зашла? – удивленно думала Роза. Собиралась всего-то навсего выйти на центральный проспект и не спеша прогуляться по магазинам. Ну и где теперь эти магазины? И этот центральный проспект?

И ведь даже нельзя сказать, что заблудилась, она всегда легко ориентировалась в незнакомых городах. И как все уверенные в себе люди, не стеснялась расспрашивать прохожих, обнаружив, что забрела куда-то не туда.

Поэтому нет, не заблудилась, не перепутала направление, а вполне сознательно свернула налево, хотя помнила, что центральный проспект где-то справа, и потом снова свернула, и еще раз, и еще, не с какой-то конкретной целью, а просто так. То ли желая угодить долгой бестолковой прогулкой влюбленному в нее городу, то ли просто назло неприятной насупленной тетке, неодобрительно взирающей на нее из всех зеркальных витринных стекол, но послушно бредущей в выбранном Розой направлении. Когда ты отражение, особо не забалуешь, – весело думала Роза. – Я тебе покажу!

Ну и довеселилась. В смысле допрыгалась. Очутилась в конце концов неведомо где – какие-то дурацкие двухэтажные домишки, темные, гулкие подворотни, явно непроезжая мостовая, сквозь булыжники которой пробился не только жестоковыйный синий цикорий, но и неизвестный условно юному натуралисту в Розином лице пышный куст с мелкими желтыми цветами, и одинокая тигровая лилия, и даже бесстрашный молодой клен – его, конечно, заранее жалко. Не жилец.

Впрочем, – насмешливо подумала Роза, – если этот город и дальше будет стремительно превращаться в большую заброшенную деревню, о судьбе клена можно не особо беспокоиться… Ха! А может быть, в этом все дело? Власть в Вильнюсе захватили растения? И теперь переделывают его под себя, а люди теснятся на отведенной для них территории и стараются особо не возникать. То-то здесь так безлюдно. Даже дорогу спросить не у кого, а мне бы сейчас не помешал добрый совет какого-нибудь местного траппера, или как они называются, знатоки этих диких мест.

Ладно, – сказала она себе, – что толку топтаться на месте. Наверняка во дворе найдется какая-нибудь скучающая бабуля, еще не забывшая русский язык. И наша счастливая встреча уже предначертана небесами.

Она свернула в ближайшую подворотню, заранее готовая обрадоваться всему, что там ее ждет. Как же стремительно скачет сегодня настроение. То ненавижу все живое за чашкой отличного кофе, то беспричинно счастлива, заплутав в каких-то трущобах. Удивительно все-таки устроен человек.

Удивительно все-таки устроен человек, – думала Слава. – Взять, к примеру, меня: приехала в незнакомый город, в первый и, возможно, последний раз в жизни, но вместо того, чтобы гулять, жадно смотреть по сторонам, фотографировать, хозяйственно запасая на будущее бесчисленные подробности чужой, незнакомой жизни, сижу и листаю книжки с чужими фотографиями, причем даже не этого, а каких-то других незнакомых городов.

Путеводители были Славиной страстью; разглядывать их она любила даже больше, чем путешествовать. Причем не внимательно читать, а бегло пролистывать, торопливо выхватывая взглядом там фразу, тут картинку, схему пригородного транспорта, полезный совет. Из этих фрагментов в ее сознании выстраивались такие феерические мозаики, словно описанный город привиделся ей во сне.

Впечатления от настоящих поездок – стройные, логичные, полные подробностей и подкрепленные сувенирами – не шли ни в какое сравнение с этим умопомрачительным бредом. Зато если разбавить прогулку по незнакомому месту дюжиной открытых на бегу и тут же отложенных в сторону путеводителей по другим городам, может получиться отличный результат. Так повседневность скрашивают мечтами, незаметно размывая границы между сбывшимся и немыслимым, сумма которых и есть настоящее приключение. А по отдельности уже не то.

Вот и сейчас Слава уселась на диван, обложившись путеводителями по разным городам, благо на полках магазина их нашлось немало, на разных языках, глянцевых, дорогих, солидных и совсем дешевых брошюр. С обычной жадной поспешностью пролистала Мюнхен, Амстердам и Варшаву, но на четвертой книжке запнулась. Потому что это был не совсем путеводитель. То есть вообще никакой не путеводитель, а неведомо что. Не то художественная литература, не то арт-проект, так сходу и не разберешься. И название ни в какие ворота: «Неполный каталог незапертых дворов города Вильнюса». Поди пойми, что они имеют в виду.